«Представлялась ему Сызрань туманно-чудесным краем».

«Это была приятнейшая из улиц, какие встречаются в уездных городах. По левую руку, за волнистыми зеленоватыми стеклами, серебрились гробы похоронного бюро «Нимфа». Справа, за маленькими, с обвалившейся замазкой окнами, угрюмо возлежали дубовые, пыльные и скучные гроба гробовых дел мастера Безенчука... на большом пустыре стоял палевый теленок и нежно лизал поржавевшую, прислоненную (как табличка у подножия пальмы в ботаническом саду) к одиноко торчащим воротам вывеску: «Погребальная контора «Милости просим», - описывали центр города N Илья Ильф и Евгений Петров в бессмертном романе «Двенадцать стульев».

Общеизвестно, что в романе «Ильфа и Петрова», как и в других их произведениях, множество отсылок к Сызрани. Но сегодня не об этом. Сегодня мы вспомним о другом классике отечественной литературы - пензяке Александре Малышкине и его полуавтобиографическом романе «Люди из захолустья». Автор, устами главного героя, повествует в нем о своем дяде – пензенском гробовщике: «Было у него в мыслях – бросить навсегда здешнюю муру, махнуть в город Сызрань и снова попытать там счастья».

«Дядя» был мастером-краснодеревщиком, а на поделку гробов «перешел из-за нужды». «Очень уж много развелось в те поры в Пензе столяров и гробовщиков, все бились из-за работы и заказы перехватывали друг у друга чуть не в драку, - поясняет автор. - Пронюхав, что случился покойник в богатом доме, прибегал туда со своим складным аршинчиком, сбивал цену другим, заискивал всячески перед родственниками и прислугой. Но почти всякий раз прислуга оказывалась заранее купленной, у конкурентов имелись собственные лавки с выбором полного гробового оборудования, вплоть до венков и надгробий, роскошные катафалки в парной запряжке; а у дяди ничего, кроме двух пар рук и инструмента, — этим трудно было завлечь солидного заказчика. И дядя мотался без толку со своим аршинчиком, кормился табуретками, которые делал для толчка, совсем пропадал».

«В Сызрань надо ехать, в Сызрань, — вот где люди живут…» - говорил дядя своему любимцу – коту.

И – далее: «Почему-то представлялась ему Сызрань туманно-чудесным краем, городом-зарей. Дядя доживал пятый десяток, а главного, самого главного, вот для чего дышалось в жизни, так и не случилось в ней до сих пор. Что это было? Говорили, например, бывалые люди, что в богатой, купецко-размашистой Сызрани не хватает мастеров. И загадывал дядя, как приезжает туда он со своими золотыми руками. Мерещилась ему собственная лавка на главной улице, уютившаяся в угловой часовне, под церковной сенью, и собственный катафалк с парчовым балдахином, с кистями, и пара лошадей в глазетовых попонах, и факельщики в белых цилиндрах; и будто какая-то гора полна народу — вся Сызрань высыпала, и поют певчие со всех церквей: это он, дядя, хоронит самого сызранского городского голову! И что-то еще более светлое и радостное, чем катафалк, чудесило над Сызранью. Что? Эх, если б правду говорили люди и дело стояло только за мастерством, сумел бы дядя показать, что такое мастерство!».

Так дядя и уехал за удачей в город-зарю Сызрань! Нам же описание его мечты ценно не только поэтическими образами купеческого городка, но и отсылками к описаниям ильфо-петровского города N. Что в Пензе, что в Сызрани памятник Остапу Бендеру вполне к месту!

Фото: КТВ-ЛУЧ